Емельян Евстафиевич Хайлов. Выбор Фальконе

Разочаровавшись в приезжих литейных мастерах, расставшись с ними, Фальконе укрепился в мысли о самостоятельном руководстве литейными работами. Очевидно не раз, находясь у огромной глиняной модели, скульптор примерялся к будущему литью, не раз его посещали сомнения, а может быть и страх перед столь ответственным предприятием. Наконец, настал такой момент, когда он почувствовал себя уверенным и окончательно решился лично руководить отливкой.

Он останавливается на литейщике Емельяне Евстафиевиче Хайлове, который покорил его своим мастерством, опытом и отношением к делу. Все отлитые Хайловым приспособления для перевозки Гром-камня оказались высокого качества и выдержали сложные испытания. Кроме того, Хайлов имел славу мастера высокого класса и пользовался большим авторитетом в Арсенале. Последним испытанием для него стала отливка статуи Купидона, которую он, очевидно, исполнил весной 1774 года вместе с Фальконе. Полная удача этой работы окончательно убедила скульптора в том, что Хайлов и есть тот самый надежный человек, на которого вполне можно положиться. Как известно, впоследствии эта уверенность полностью подтвердилась.

Правда, летом 1774 года в письме к Екатерине художник, поясняя ей особенности будущих литейных работ, на первый план выдвигает усилия скульптора и формовщика, им он отводит ведущую роль в процессе отливки. Это, однако, было вызвано скорей всего стремлением сгладить неблагоприятное впечатление, произведенное его отказом от всех рекомендованных ему иностранных мастеров, о чем Бецкой, несомненно, сообщал Екатерине.

Вот что говорится в этом любопытном письме:
«Статуя Купидона удалась отлично: теперь могу сказать Вашему величеству, что я думаю об отливке конной статуи. Вот ход подобных работ.
Когда скульптор окончит модель, то формовщик делает из нее гипсовую форму, потом углубления формы заливаются воском. Скульптор с искусным слесарем устанавливает арматуру для бронзы. Формовщик на эту арматуру устанавливает гипсовую форму, наливает ее сполна воском, сбрасывает гипс, и тогда статуя является восковой. Скульптор подправляет ее, утверждает трубки вместе с формовщиком и литейщиком. После этой операции формовщик изготовляет форму, в которую должна течь бронза, до сих пор литейщику весьма мало дела, потому что скульптор и формовщик постоянно участвуют в этих приготовлениях, хотя литейщик призывается при вливании воска.
В чем же работа литейщика? В постройке печи и ямы, в том, чтобы двадцать или тридцать дней обжигать вторую форму формовщика, в том, чтобы приготовить бронзу и влить ее в форму. Тогда все им исполнено. Эти операции, однако, известны скульптору, и, предполагая в нем достаточно опытности относительно степени жара и расплавления, можно бы взять на два, на три дня артиллерийского литейщика, как я взял его вчера на шесть часов для отливки Купидона. Для постройки печи у меня будут парижские планы и рисунки...

Согласно с этим осмеливаюсь просить у Вашего величества позволения предпринять отливку моего труда. Мой формовщик исполнит приготовления, у него на то хватит сметки.
Если ваятели обыкновенно не отливают своих статуй то это потому, что они смотрят на отливку как на занятие, несовместное с изучением своего искусства.

...Следовало бы в таком случае уговориться относительно формовщика, сделавшегося литейщиком. Его жалованье в 4000 л(ивров] можно бы повысить до 10 000 л[ивров]. Сумма, представляющаяся мне соответствующей двойному труду формовщика и литейщика, возложенным на одного человека. Разумеется, прибавка началась бы после окончания формовки гипса, т. е. при начале работы воском.
Не говорю о себе. Ваше величество достаточно меня знаете, чтобы быть уверенною, что я не хочу ничего именуемого деньгами. Какие же будут мои притязания, если дело удастся? Я позволю себе домогаться награды, которую ставлю превыше золота, продолжание милостивого расположения Вашего величества, которое для меня всегда будет крайне драгоценно, где бы я ни находился.
Если, всемилостивейшая государыня, Вам угодно принять это выражение моего усердия и других чувств моих, то я скажу г. Бецкому, что я намерен взяться за великое дело отливки: он Вам о том доложит и формальности будут исполнены».

Трудно судить о том, насколько постигла Екатерина тонкости технологического процесса предстоящих литейных работ и убедил ли ее популярный рассказ Фальконе. В ту пору она еще была к художнику «благосклонна», «милостиво расположена» и раздражение Бецкого против скульптора еще ей не передалось. Екатерина дала свое согласие, и Фальконе окунулся в море новых забот. Он столкнулся с новыми трудностями, которые оказались в полном противоречии с идиллической картиной литейных работ, нарисованной им в письме к императрице. Летом 1774 года он решительно приступает к подготовке литья, несмотря на то, что еще не встречает необходимой поддержки у Бецкого.

А. Каганович