Фальконе решает оставить Петербург

Как уже говорилось Екатерина, в сущности, не помогала художнику, вынужденному вновь и вновь обращаться к ней со всевозможными просьбами. С другой стороны, и Фальконе становится все более требовательным, он сетует, негодует. Почти в каждом его письме содержится скрытая или явная жалоба на окружающих, на условия работы. Недовольство художника Конторой строений, критиками его работы в конце концов распространяется и на императрицу. Екатерина не могла этого не понять. Ей надоел этот неуемный человек, наскучила его требовательность, и она прерывает переписку. Это послужило сигналом для недоброжелателей. После отливки, несмотря на приглашение Фальконе, Екатерина так и не удосужилась посетить его мастерскую и осмотреть статую. Создавалось впечатление, что она целиком разделяет сомнения в успешном завершении художником его работы.

Последние упреки в неудачной отливке окончательно вывели художника из себя. Это была именно та капля, которая переполнила чашу терпения. Фальконе решил оставить Петербург, не дождавшись окончания работ. Теперь он был в полном одиночестве, беззащитным перед нападками и наветами недругов.

Последнее письмо Фальконе к Екатерине

«Благодаря Вашему им. вел. то, что касается меня лично, окончено; но вопрос о статуе, если я должен верить известному слуху, еще не решен. Говорят, что г. Бецкой желает, чтоб она была перелита. Я долго принимал это известие за городской слух, но некто из очень влиятельных лиц как бы уверяет меня в справедливости его. Если действительно это так, то на моей совести лежит обязанность предупредить, что подобное обращение со статуей было бы крайнею неосторожностью.
Ноги всадника на статуе совсем не такие, какие сделаны в форме; протянутая рука имеет не то положение, какое ей дано на модели, а следовательно, и в форме; голова героя выше, чем на модели и в форме.

Я с трудом верю, что под таким ничтожным предлогом, как спайка в моей отливке, хотят перелить статую; статуя в Бордо точно так же состоит из двух частей, и на ней спайка так же незаметна, как и на моей. Другой предлог, относительно нескольких вставок в статуе, одинаково не заслуживает внимания, так как в копенгагенской статуе их более тысячи и тем не менее она стоит. Главное достоинство подобных произведений состоит в их красоте и прочности.

Еще одно обстоятельство надо принять в соображение. Новейшие литейщики не хотят или не умеют давать такие тонкие стенки, какие я сделал в передней части статуи (статуя Марка Аврелия имеет менее двух линий толщины, а они ничего об этом не знают). Если бы я не принял предосторожности, то статуя моя погнулась бы под тяжестью бронзы; но строгое равновесие, которое я установил в частях, предохранит ее от падения, когда она будет установлена.
Осмелюсь доложить Вашему имп. вел., что в этом именно состоит преимущество моей отливки перед всеми прочими; я строго согласую ее с положением лошади, на что, по-видимому, никто не обращает внимания.

Среди всего того, что заставляли меня претерпевать, я работал, как художник, который ставит достоинства порученной ему работы выше человеческих фантазий. Я предоставлял говорить и делать, как Ваше величество советовали мне не раз, и думал только об исполнении своей обязанности. Другие, а не Вы, могли бы принять это за мечты; но если вздумали бы перелить статую, то поздно уже пришлось бы убедиться в справедливости моих слов.
Я не считал себя вправе уехать, не высказав Вашему императорскому величеству истину о предмете, которого Вы еще не видели... Или я должен верить, что это известие есть не что иное, как городской слух, пущеный с целью досадить мне.

С глубочайшим почтением имею честь быть, Всемилостивейшая государыня, Вашего императорского величества
покорным и послушным слугою
Фальконет.
С.-Петербург, 1 сентября 1778 г.»

В этом письме сдержанное раздражение и упрек, искренняя забота о своем детище и чувство собственного достоинства. «Среди всего того, что заставляли меня претерпевать, я работал как художник...» Это был главный итог, который подводил Фальконе. Он уезжал из Петербурга, распрощавшись с Екатериной почти гневным письмом. Может быть, она поняла сказанное между строк — не ей, а большой художественной идее посвятил двенадцать лет своей жизни скульптор Фальконе.
С апреля 1780 года официальным руководителем работ уже окончательно был назначен Фельтен.

А. Каганович