У самого берега реки Славянки в 1797 году архитектор В. Бренна поставил пильную мельницу, потом ее стали называть Пиль-башней. Круглая постройка с соломенной крышей и убогой лестницей, где вместо перил были стволы молодых березок, казалась чужеродной в прекрасном парке вблизи дворца. Но это соответствовало моде той поры, о чем писал создатель знаменитых английских романтических парков Д. Лаудон в своей книге «Опыт о расположении садов», вышедшей в России в 1778 году: «Противоположности часто открывают красоты, которые, судя по положению места, не можно было себе представить… вид больших деревьев, некоторая степень дикости, внезапный переход — от того лутчей вид имеют…»
В создании этой водяной лесопильни с запрудой принимал участие и знаменитый П. Гонзаго — мастер удивительных росписей, театральных декораций, различных архитектурных «обманок», приводивших посетителей парка в веселое недоумение. Его роспись на стенах башни создавала полную иллюзию разрушенного временем ветхого здания. Искусствовед А. Эфрос писал об этой работе знаменитого итальянца: «Гонзаго словно надел на Пиль-башню новый чехол, придав строению характер «руины». Вся суть этой работы - в росписи. Это — объемная театральная декорация, поставленная на вольном воздухе. Живопись имитирует здесь то, что должно было быть объемно-рельефным. От крыши до цоколя — все написано кистью — наличники окон, швы кладки, осыпающаяся штукатурка, обнажившийся остов здания…»
Но внутри этой, казалось, разрушенной временем башни посетителя ожидал небольшой роскошный салон для отдыха: лепка и живопись на стенах, мраморный камин с бронзовыми часами, золоченая мебель, кисея на окнах. Мария Федоровна любила уединяться в уютном кабинете Пиль-башни: читала, писала письма и те заметки, которые по ее наказу были сожжены после ее кончины
в 1828 году.
А у подножия башни шумели мельничные колеса, плеск воды оживлял эту картинку сельской идиллии, где «противоположность часто открывала красоту…»